Неоконченное путешествие

А  помните  ли  вы  свою  первую  песню  в  жизни?  А  я  помню.  Лежал  я  под  лоскутным  одеялом  в  деревянной  кроватке  и,  мама,  покачивая  ее,  пела  мне   вполголоса:  «Далеко – далеко,  где  кочуют  туманы…».  И  в  младенческом  воображении  виделось  мне  огромное  дерево,  под  которым  баюкали  меня  в  люльке.  Дерево  было  центром  всего,  оно  высилось  над  этим  «далеко – далеко».  С  туманами  же  к  той  поре  я  ещё  знаком  не  был.  И  слово  «кочует»  понималось  мною  как  «качает».  Было  мне  в  ту  пору  года  два  с  небольшим.  И  хотя  принято  считать,  что  человек  помнит  себя  с  четырёх  лет,  но  разве  мог  бы  я  спокойно  лежать  в  кроватке  в  этом  возрасте?  Ведь  мне  уже  тогда,  двухлетнему   хотелось  увидеть  эти  самые  туманы,  которые  качают  меня.

 

Жили  мы  в  то  время  в  Петропавловске,  что  в  Казахстане.  Помню  я  высокое  крыльцо,  под  которым  я  прятался,  хоронясь  от  мира  внешнего.  Напротив  была  стройка – громыхали  самосвалы,  урчали  бульдозеры  и  высоченный  кран  медленно  поворачивал  свою  руку.  Однажды  я  вылез  из-под  крыльца  и  пошёл.  Захотелось  мне  обойти  эту  стройку  и  на  всё  посмотреть.  Впервые  я  шёл  один.  Шёл  незнакомым  путем,  и,  было  страшновато.  Подробности  не  помню,  но  когда  я  вернулся  к  своему  крыльцу,  то   облегченно  вздохнул.  Так  совершил  я  своё  первое  путешествие.

Попыток  познать  и  понять  мир  было  немало.  Лет  в  шесть,  живя  уже  в  селе  Казанское,  отправился  я  в  далёкую  деревню  Большие  Ярки,  что  в  солнечные  дни  призывно  светилась  вдали.  Шёл  я  босиком   по  просёлочной  дороге,  и  тёплая  пыль  струилась  меж  пальцев  моих  ступней.  До  деревни  было  километров  пять.  Что  влекло  меня  туда,  я  не  знал.  Нечто  схожее,  наверное,  случается  в  межсезонье  у  перелётных  птиц.  Но  в  отличие  от  пернатых  тяга  к  странствиям  пребывала  во  мне  непрестанно.  Остановился  я  у  окраины  деревни,  разглядывая  столь  привычные  избы  и  покосившиеся  плетни,  под  которыми  квохтали  курицы,  купаясь  в  пыли.  На  чурбане,  у  груды  дров,  поглядывая  на  меня,  курил  дед.

– Подойди-ка,  малец  -  подозвал  он.  Я  приблизился.  -  Ты  чей будешь?

-  Я  из  Казанки.

-  В  гости  значит  приехал?

-  Не,  я  сам  пришёл. 

-  Во  как!  А  к  кому  пришёл-то?

-  Ни  к  кому.  Просто,  посмотреть.      

Дед  как  будто  задумался,  бросил  папироску,  затоптал  её.   « Просто  посмотреть» -   повторил  он  про  себя.   Поставил  полено  на  чурбан,  и  было  прицелился колуном,  но  передумав,  полено  смахнул  и  вновь  присев,  достал  курево.

-  Просто  посмотреть.…  Это  ж  надо.  Ты  вот  что,  варнак,  ступай-ка  домой.  Не  дело  это  без  старших  шлындать. 

 

С  детства  мнилось  мне,  что  где-то  там,  за  пределами  моего  обитания  живут  люди  другие,  большие  и  добрые.  Два  раза  довелось  мне  побывать  в  городе  Ишим.  Первый  раз  возили  нас,  ребятню  из  начальных  классов  автобусом  на  экскурсию.  И  запомнились  мне  скульптуры  при  въезде   в  город.    Серебристые,  на  постаменте,  показались  они  мне   необыкновенно  торжественными  и  возвышенными.   В  другой  раз   я  ездил  с  бабушкой  в  церковь.  Посещение  храма  я  помню  смутно,  но  на  сей   раз  я  запомнил  многолюдный  базар,  где  в  изобилие  запахов  овощей  и  фруктов  особенно  родным  был  запах  яблок.  Так  и  осталось  во  мне:  скульптуры  и  запах  яблок  -  это  и  есть  город.

Однажды    рано  утром,  никому  ничего  не  сказав,  сел  я  на  велосипед  и  погнал  в  город  Ишим,  до  которого  по  шоссе  шестьдесят  километров.  Я  рассчитывал  вернуться  часам  к  двум    пополудни   и  надеялся,  что  к  тому  времени  родные  меня  не  спохватятся.  Шоссе  не  было  особенно   оживлённым  и  я,  накручивая  педали,  держался  его  середины,   где  оно  ровнее,  без  выбоин.  Лишь  завидев  встречную  или  попутную,  я  прижимался   к  бровке.  Ландшафт  здесь  незатейливый  -  степь,  да  перелески.  Раза  три  или  четыре  сворачивал  я  на  обочину  и  ходил  босиком  по  траве  отдыхая.  День  был  солнечный  и  километров  за  пять  город  засветился.  Подкатил  я  к  окраинным  его  строениям  и  остановился.  Напротив,  на  конечной  остановке  люди  садились  в  автобус  и  ехали  в  город.   Своим  чередом  шла  неведомая  мне  жизнь.  А  я  не  поехал  в  город.  Развернул  велосипед  и  покатил  в  своё  село.   Почему  я  не  доехал  до  скульптур,  до  рынка,  тому  объяснений  тогда  я  не   знал.  Уже  значительно  позже,  повзрослевший,  я  осознал  -  почему.  Я  останавливался  в  преддверии   и  уходил,  боясь  разочарования:  пусть  останется  тайна,  как  те  туманы  из  младенчества.

С  тех  пор  прошло  много  лет.  Жил  я  в  разных  краях  и  странствий  было  немало.  И  вот,  в  кои-то  времена  навестил  я  своё  Казанское.  Два  двоюродных  брата  встречали  меня  в  Ишиме.  Детство  наше  прошло  вместе,  поэтому  встречали  они  меня  как  родного.  Усадили  в  такси  и  за  сорок  минут  мы  пролетели  все  шестьдесят  километров.  И  сразу  за  стол.  Застолье  затянулось  на  всю  ту  неделю,  на  которую  я  приехал.  Младший   из  братьев  даже  взял  внеочередной  отпуск.  Старший  уходил  спать  раньше,  едва  за  полночь,  а   наше  с  младшим  бдение   продолжалось  до  утра.  Водка  к  тому  времени  заканчивалась  и  он  спускался  с  ковшиком  в  погребок  за  бражкой.  

– Ну,  Вовка,  давай  ещё  по  чепурыжке  -  неизменно  повторял  он,  возвращаясь.

Где-то  на  пятый  день  решил  я  разнообразить  моё  пребывание  в  гостях  и,  улучив  момент,  отправился  прогуляться  по  родной  деревне.  Шёл  я  улицей  детства,  дивясь,  какой  же  она  стала  малой,  вот  как  на  ладони  все  дома  её.  И  начал  в  уме  перебирать  их,  припоминая,  где  и  кто  жил.  Вот здесь  -  Толя  Долгушин  (на  рыбалку  вместе  ходили),  здесь  -  дед  Смолин  (про  войну  всё  рассказывал,  да  так  чудно’),  а  вот  тут  -  Света  Саукова  (первый  телевизор  на  нашей  улице  в  её  доме, куда  мы  под  вечер  всем  скопом.   И  как  только  нас  там  терпели?),  а  в  этом  доме  жила    Валя  Зматракова,  моя  одноклассница.  Почти  тотчас  и  местный  мне  подвернулся.  Спросил  я  его  про  Валю.  Оглядел  он  меня,  залётного  и  ответил,  что  здесь  она  и  живёт,  да  только  теперь  она  Гуцкевич.  Приоткрыл  я  калитку  и  вошёл,  а  навстречу  мне  мужик  возраста  моего.  «Гуцкевич»  -  подумал  я  и,  поздоровавшись,  всё  изложил  ему  про  себя  вкратце.  Он  улыбнулся,  руку  подал,  представился:  «Иван»  и  пригласил  пройти  в  дом.  В  сенях  мы  и  встретились  с  Валей.  Я  узнал  её  сразу.  Она  же,  приглядевшись,  спросила  удивлённо:

- Володя?

- Он  самый  и  есть  -  отвечал  я,  радуясь,  что  она  узнала   меня  спустя  сорок  лет.

 

Мы  прошли   в  комнату,  где  Валя  представила  меня  своей  маме  и  мужу,  Ивану.  И  мы  вторично  с  ним  познакомились.  И  было  это  так  естественно  и  патриархально  мило,  что  я,  словно  бы  вмиг  вернулся  на  сорок  лет  назад.  Как  будто  ещё  тогда  я  вошёл  сюда  и  вот  только  сейчас  очнулся.  В    детстве  мы  с  Валей  не  дружили  -  просто  так,  учились  вместе.   Но  со  временем  дорого  и  то,  что  раньше   казалось,  просто  так.  Сумбурно  и  сбивчиво  поговорили  мы   о  том,  о  сём,  и  Валя  пригласила  меня  в  гости  на  завтрашний  вечер,  обещая  встречу  с  одноклассниками,  которые   здесь  ещё  живут.  Я  попросил  у  неё  телефон  Миши  Каберова,  моего  друга   детства.  Через  пару  дней  я  буду  проездом   в  Тюмени,  где  он  живёт  и,  возможно,  мы  с  ним  повидаемся  на  платформе.   Записал   телефон,  и   на  том  мы   расстались.  

 

Назавтра,  ещё  до  полудня  Валя  позвонила  мне  и  сообщила,  что  Миша  уже  выехал  из  Тюмени  на  своей  «Оке».  Известие  это  настолько  растрогало  меня,   что   я  радовался  как  ребёнок.  И  думалось:   «Надо  же,    Мишка  всё  помнит,  как  и  я.  Бросил  дела  и  едет,  чтобы  повидаться  со  мной».  Я  созвонился  с  ним  и  мы  встретились  в  условленном  месте.  Он  вышел  из  своей  красной  «Оки»  и  мы  присмотрелись  друг  к  другу.  Мы  были  с  ним   похожи,  оба  с  бородами.  Только  я  -  художник,  а  он  -  геолог.

 

Вечером  мы сошлись  у  Вали.  Из  приглашённых  была  её  сестра  и  ещё  Катя  Войтенко  -  девочка,  что  жила  в  доме  напротив.   Часто  я  брал   её  портфель и  нёс   до  школы,  что  отразилось   в  детском  фольклоре,  как  то:  «Тили-тили  тесто,  жених  и  невеста»,  а  также:  «С  неба  звёздочка  упала  на  кривую  линию  -   Вова  Катю  переводит  на  свою  фамилию».  Катя  тоже  это  помнила,  но  по - своему.  Каждый  помнит  из  детства  свои  подробности.  Мы  сидели  за  одним  столом,   и  сорок  лет  разделяли  нас.  У  каждого  были  свои  житейские  передряги  и  свои  выборы.  Но  мы  так  хорошо  понимали  и  чувствовали  друг  друга,  что  поневоле  задумаешься:  «А  может   так  и  суждено,  прожить  уйму  времени,  чтобы  удостовериться  в  этом».  Расстались  за  полночь.  Прощаясь,   Миша  предложил  мне  съездить  назавтра  на  Боровлянские  горы,  куда  с  юности  порывался  он  в  поисках  какого – то  волшебного  камня.   Осуждающая  мыслишка   мелькнула  в  моей  голове:  «Чего  же  ты  ждал  все  эти  годы?  Неужели  моего  появления,  чтобы    осуществить    свой  замысел». 

Утром  мы  отправились.  Пока  ехали,  поглядывал  я  спросонок   на  знакомые  места,  узнавая  их.  Где – то  на  круче   Миша  остановил  свою  «Оку»,  и  мы  спустились  вниз.  Достал  он  из  багажника   геологический  молоток,  с  которым  видимо,  не  расставался  и  принялся  шарить  им  у  подножья  горы  в  папоротнике,  извлекая  оттуда  камни,  и  долбил  их,  исследуя  сердцевину.  А  я,  побродив  и  полазав  по  косогорам,  вспомнил  про  этюдник,  что  прихватил  с  собой  и   достал  его  из  багажника.    День  выдался  такой  погожий,  когда  не  оглядываешься  на  небо,  выжидая,  как  там  дальше,  ни  о  чём  не  задумываешься,  а  просто  живёшь  и  радуешься.  Солнечные  пятна  крадутся  сквозь  листву,  и  то  замерцают,  а  то  затаятся.  Но  тут  уже  листва  вдруг  затрепещет,  зашепчет  и,  враз  смолкнет,  как  бы  задумавшись.  И  так  вокруг  безмятежно  и  тихо,  только  Мишка  изредка  своим  молотком:  "Тук - тук".  И   природа  внимает  и  смотрит  на  тебя,  пришлого.  Поставил  я  этюдник,  взял  в  руки  кисти  и,  время  остановилось.  Этот  этюд  я  подарил  Мише  на  память.   Он  же,  как  мне  показалось,  был  втайне  огорчён  тем,  что   так  и  не  нашёл,  то,  что  искал  и,  продолжая  долбить  свои  камни,  сказал  мне,  что  нужно  приехать  сюда  не  в  середине  лета,  как  сейчас,  а  в  начале  мая,  когда  зелень  только – только  пойдёт  и  все  камни  на  виду.  Уже  четвертый  год  я  всё  собираюсь  и  очень  надеюсь,  что  в  грядущем  мае  мы  встретимся  и  он  наконец - то  найдёт  свой  волшебный  камень.

 

 

---

Владимир Парошин

---

 

 

 

  

 

 

---